Один из плюсов Сербии – здесь ты вообще не чувствуешь себя иностранцем. Немножко за границей, и всё. Но чтобы иностранцем – никогда такого не бывает.
Доброе, даже почтительное отношение сербов к «братушкам» заставляет самих русских, увы, не склонных к проявлению тёплых чувств к соотечественникам при встрече за границей, уважительно, а то и радостно приветствовать друг друга. Мой кум из Косово заявляет в таких случаях: «Чтобы полюбить Россию, русские должны ездить в Сербию».
Наше отношение к собственной стране и народу действительно нуждается в корректировке. Градусов на 180. Честное слово, ни один народ, по моему опыту, а он у меня богатый, не выливает столько помоев на свой дом, как это делаем мы. Говорю на нескольких языках, общаюсь частенько с самыми разными людьми – ни разу не слышал от немцев каких-нибудь, французов, шведов или чехов что-либо презрительное в отношении своего отечества. Да, не без трудностей, да, руководство дрянь, но наш народ – самый что ни на есть замечательный и хороший. И когда в ответ на это собеседники слышат: «отсталая, варварская страна», «тупой народ», «страна без будущего» и т. п., они откровенно недоумевают, до какой же степени человек может ненавидеть самого себя. Общение автоматически свёртывается, а если и продолжается, то уже, в зависимости от культуры собеседников, в стиле «господин – холоп»: человек, знающий себе цену, снисходит до презрительно-удивлённого диалога с кричащим на весь свет о своей неполноценности субъектом. Много раз видел – так себе впечатление.
Но сербы ж – не абы кто. Если какая идея, чувство в них сидит крепко, то хоть ты разбейся, но они упрямо, настойчиво, медленно, но верно будут тебя к этому чувству приучать. Есть у них такое понятие на Балканах: «инат». Это не просто упрямство, упёртость, твердолобость – это какая-то квинтэссенция доброй (часто) уверенности, что всё будет хорошо, несмотря на то, что всё плохо. Из таких добрых упрямств – отношение, скажем, к Косово и Метохии. Можно сколько угодно твердить о «независимости республики Косово», трясти бумажками с печатями, строить военные базы – эти «инаты» всё равно будут считать Косово своей духовной родиной, пусть хоть сто лет пройдёт. К таким же точно убеждениям относится и доброе отношение к России – это сербы доказывают в течение столетий. Ни турецкое иго, ни Германия с Австро-Венгрией, ни переворот 17-го, ни Сталин с Тито, ни бедняга Ельцин с Клинтоном ничего не смогли поделать. Даже странно, честное слово. Но и радостно, хотя мы, положа руку на сердце, такой радости не всегда заслуживаем.
– Я люблю Россию, конечно. Но, знаете, без русских. Без русской культуры, в смысле. Да и нет у русских культуры. Так – быдло. Как перевести «быдло» на сербский? – обращается ко мне девушка лет двадцати. Наташей звать. Не без гордости, ожидая, видимо, какой-то зависти, рассказала, что переехала в Будапешт и наслаждается цивилизованной Европой – без быдла и всякой там «русской культуры», которой на самом деле и не существует вовсе.
Я молчу и молюсь, чтобы собеседники-сербы, собравшиеся за столом в студенческом общежитии, затруднились с дословным переводом. Зря надеялся. Сама атмосфера переменилась. Взгляды собеседников стали какими-то стальными. Музыка, понятное дело, стихла: Бобана, хозяйка, решила проверить, не ослышалась ли, и в полной тишине попросила девушку повторить свои слова. Честно, мне стало немного не по себе. Знаю я этих сербов. Всё, – думаю, – сейчас начнётся. Пропала девка из цивилизации.
Но – нет: колотить мадемуазелей у сербов не принято, хоть это и нарушает гендерное равноправие. Бедняга начинает мяться, понимает, что ляпнула что-то совсем уж не то, бормочет под пристальными взглядами про «я не совсем это имела в виду». Взгляды впиваются уже в меня: «Соотечественница твоя?» – «Да-да-да, – заторопилась девушка, вдруг позабывшая про Будапешт, – мы из России! Русские мы». «Точно, – говорю. – Всё так. Почти».
Тут дал о себе знать всё-таки южный темперамент. «Ты в какой школе училась, подруга? Читать умеешь? Книжки всякие, там буквы есть? Глаза-уши у тебя вроде на месте – художников и музыкантов русских не назовёшь? Что творится в ваших школах?» Наперебой звучали имена-фамилии наших писателей, музыкантов, художников, военных, святых. Бобана, молодец, остановила этот мощный, но несколько агрессивный поток взмахом руки: «Всем цыц! Смирите се! Видите же, что напугали девчонку. Ну, сморозила глупость. Тут надо по-другому». Интересно, думаю, что ещё в арсенале припасено.
Оказывается, всё просто: вместо ожидаемой радостной вечеринки в течение трёх примерно часов в студенческой общаге на берегу Дуная шла лекция, посвящённая русской культуре и истории в исполнении нескольких сербских студентов. Самые расположенные к веселью сначала поникли головой, и «Наташе из Будапешта» досталось ещё красноречивых взглядов, но, когда слово взяла Бобана, как оказалось, кандидат исторических наук, даже самые рассеянные встрепенулись.
Не буду пересказывать лекцию, выступления, споры, к тому времени ставшие дружелюбными. К своему радостному удивлению понял, что наша молодёжь совсем не пропащая. Под «нашей» я имею в виду всех – и сербов, и русских. Поразили не столько знания студентов, тут какой-нибудь профессор и мог бы, конечно, вмешаться, сколько их способность и желание развеивать мифы о своих народах как о неполноценных. Хорошая способность. Заразительная, между прочим: далеко за полночь, когда все уже порядком устали, порядком пристыженная жительница Будапешта пообещала читать побольше. «Хотя бы Пушкина», – пожелали ей сербы. В качестве компенсации за несостоявшуюся вечеринку нарыли где-то старые песни и провожали Наташу под «Медаль за город Будапешт». Язвительные какие братушки.
Пётр Михайлович ДАВЫДОВ